НАЛИМ

Автор: Николай Решетников  

Всё впереди - еще сбываться снам,
И вёснам быть, и бить о волны вёслам,
Еще всю жизнь взрослеть и, может, взрослым
Так и не стать на радость небесам.
Еще шаманить, бредить, ворожить,
Слова перебирая среди ночи,
Всё впереди, как та живая строчка,
Которой вряд ли оправдаю жизнь:

Ионафан

На каникулы, после окончания пятого класса, меня отправили в поселок Усть-Мая, к брату отца дяде Володе. Ездил я туда с удовольствием не только потому, что искренне любил дядьку за его веселый нрав, но и потому, что там было сразу три реки.

Чем можно заниматься в деревне, где столько рек? Ясно - только рыбалкой.

Ближайшим подходящим местом для рыбалки на удочку и купания, была речка Мокуя. Речка таежная, с тихим течением, тенистыми зарослями черемухи и илистыми берегами. Воды в ней было немного и местами с берега на берег можно было перейти вброд.

Через речку, на высоте пяти - шести метров, громоздился непонятной конструкции, деревянный мост, с которого, перегнувшись через отполированные временем перила, мы могли наблюдать за десятками небольших рыб. У некоторых рыбок светились глаза, это были окуни. Другие имели черные спины, почти прозрачные плавники и как бы висели в воде, это ельцы. На самых мелких местах плотными группками стояли пятнистые гольяны, а возле бревен в редких зарослях травы прятались маленькие щучки.

Обычно я забирался на обрывистый берег под тень высоченной черемухи, наслаждался теплым воздухом, наполненным ее запахом, звуками летнего леса и ловко таскал на удочку ельцов, окуней и сорог. Занятие это быстро надоедало, и мы бежали купаться или обследовать обрушившиеся берега на предмет вымытых водой старинных предметов. Что такое антиквариат мы естественно не знали, но так уж устроен человек, что его притягивает все старинное. Казалось бы, что интересного в древних развалинах Рима, камни как камни, а люди идут и идут на них смотреть. Что интересного в осколках старого фарфора и ржавых кованных гвоздях, но мы их собирали и дорожили этими находками. А когда нашли патроны к американскому "винчестеру", а потом металлическую, квадратную банку из под печения 1887 года, счастья не было предела.

Однажды бесцельно бредя по мелководью, я увидел довольно крупного налима, лежащего за обросшим тиной булыжником. Этот нахальный налим, не прикладывал ни каких усилий для охоты, а просто вовремя открывал рот и хватал очередного крупного малька неосмотрительно заплывающего за камень.

Я долго наблюдал эту картину, а потом решил поймать его руками.

Опустил руки в воду и очень, очень медленно стал подкрадываться к нему, почти касаясь грудью воды. Нос приятно ласкал запах реки свободно и весело текущей по своим водяным делам. Живая эта вода, полная каких-то видимых и невидимых организмов и даже звуков пахла совсем не так как питьевая.

До налима оставался один шаг, я уже поверил в удачу, когда он легонько мотнул хвостом и отплыл метра на три вперед. Я не сдавался. Еще медленнее и тише подкрался к налиму и попытался схватить его. Но он легко выскользнул из моих рук и опять отплыл метра на три-четыре. Со дна речушки били многочисленные подводные роднички с ледяной водой, от которой, увязающие в иле ноги сводило судорогой. Но я твердо решил не отступать от задуманного. Подкрадываясь к нему, увидел в воде старый резиновый сапог весь покрытый илом. Тихонько поднял его со дна и направив голенищем вперед, стал опять приближаться к своей жертве. План был прост - загнать налима мордой в сапог.

Видел бы кто это со стороны, как я в иле пытаюсь руками поймать скользкого налима! Еще раза два он давал мне возможность близко подходить к себе, потом отплывал недалеко и снова ложился.

Поняв, что сапог не поможет, я подобрал булыжник и решил его оглушить. Прицелился, как следует размахнулся и шарахнул по его наглой морде. Вот тут налим рванул, как ужаленный! За долю секунды исчез, как будто и не было никогда.

Через день после этого события дядя Володя взял меня с собой на сплав по Алдану. Сплавляли плот приличного размера, состоящего из бруса и досок для двенадцати квартирного дома. На плоту установили палатку, стол и место для костра из кирпичей и листа железа. Отплыли утром. Для управления плотом применялись две моторные лодки, Л-12 и "Казанка" с подвесным мотором "Москва".

Алдан река быстрая, перекаты имеет не шуточные и мели неожиданные, так что только успевай поворачиваться. Что бы лишний раз не рисковать казенным имуществом, днем плыли, а на ночь причаливали к островам, закреплялись нескольким канатами за деревья и спали до утра. Нас было трое. Дядя Володя, я и Рева. Впервые услышав это имя посчитал, что оно якутское, но дядя Володя мне объяснил это иначе. Оказалось, что отец у Ревы был идейным коммунистом поэтому родившихся двойняшек, мальчика и девочку, назвал Рев и Люция, путем разделения слова РЕВОЛЮЦИЯ.

Рев был якут и как любой якут очень любил охотится. Каждый вечер он уходил с ружьем на острова добывать уток. В основном он приносил шилохвостых, крякв и чирков. Но иногда приносил и гагар, которых русские не едят. На деле же, когда другого мяса нет, то и гагарье идет за милую душу. Гагар готовил он просто. Не щипал, а снимал с них шкурку с перьями и долго, долго варил. В этот бульон добавляли потом картошку, лавровый лист, соль и уплетали так, что только треск за ушами слышался. Точно помню, что тушенку в лесу тогда не ели.

Рева всю дорогу пытался научить меня якутским названиям зверей и птиц, которых мы встречали.

- Колька смотри киргил* летит - а я вижу дятла.

- Смотри, смотри - тиин*. Это оказывается белка, на ветке мордочку умывает.

Однажды причалили возле большой курьи, где я накопав в кустах червей, забросил две закидушки. Место было перспективным для поимки осетра, и я очень хотел отличиться. Да и окуни, которых мы ежедневно ловили десятками, надоели и жареные и в ухе. Уже сильно смеркалось, когда я увидел уверенную поклевку крупной рыбы. Долго не думая начал вываживать. Рыба была явно приличная, но я не мог понять какая. Если бы осетр, то пошел бы вверх и сплавился. Может крупный язь? Но он бы носился там, как бешенный из стороны в сторону. А этот идет, упорно сопротивляясь, спокойно, без рысканья. Когда увидел в воде темный, длинный силуэт - показалось осетр, и я закричал мужикам на плоту, что поймал осетра. Но, через мгновение понял, что это налим. Хороший, килограмма на три, но налим. Расстроился, в основном не из-за того, что налим попался, а из-за того, что мужикам поспешил нахвастать. Посадил его на кукан и тихонько дальше рыбачу. Совсем стемнело. Слышу -хлюп. Ивовый прут, за который была привязана леска начал сгибаться и дергаться. С замирающей душой взялся за леску почувствовал, как она пошла вниз по течению. Тяну - хлюп. Точно, думаю, осетр. Но на этот раз молчу. Вытащил, так и есть - осетренок килограмма на два. Смотал быстренько закидушки, прицепил к кукану осетришку и пошел к плоту.

- Ну, показывай племяш, чего ты там наловил.

- Да вот еще и налима поймал:: после осетра - соврал я.

- Ай совсем хоросо! Налим для ухи повазнее хатыса* будет, однако. Ай, Колька молодес.

С этими словами Рева забрал рыбу и пошел к краю плота заниматься приготовлением.

Через час, мы при свете костра, обжигаясь, ели вкусную уху. Взрослые еще раз меня похвалили, а я жалел, что рядом нет отца.

Все кажется было хорошо, но меня мучила мысль о том, что бы я сказал дяде Володи если бы не поймал все же осетра, а пришел только с налимом. Обманул? Засыпая в тот вечер я понял, что пока рыбу не вытащил на берег, нечего орать - "поймал".

* хатыс - осетр.

* Киргил - дятел.

* тиин - белка.

Автор: Дмитрий Соколов    (2001 г.)

(семь раундов одного поединка)

Все лето этого года мы провели на Ветлуге. Ловили впроводку и взабродку, донками и спиннингами. Среди наших трофеев числились судаки, щуки, окуни, язи, подлещики, сомята, плотва и даже небольшой налим. Не было только жереха. Жерех не давался. Исчезал, словно ртуть ускользал, прятался и, несмотря на все наши ухищрения, не желал увеличить число наших побед.

Начали ловить еще по большой воде. Навязали стримеры и спиннинговали в устье Лопшанги – небольшого ветлужского притока. Первый удар по стримеру был таким резким, что не выдержал и лопнул поводок. Еще долго я стоял на месте и чертыхался, а перед глазами снова и снова прокручивались кадры “боевого разворота” крупного хищника и его неистовая атака. Второй жерех взял на следующий день на том же месте и бросился под “мой” берег к ближайшему полузатопленному кусту. Я изо всех сил крутил ручку катушки, но перехватить “торпеду” не успел и она воткнулась в ветки. Мне показалось, что жерех ушел, но когда подмотал леску, стало ясно, что он еще там, в корягах, на крючке стримера. К сожалению, долго беглец соревноваться со мной не стал и, освободившись от крючка, ушел.

Вскоре вода убыла, мы оставили это место и переключились на другое. Стали ловить с песчаной косы “на всплеск”. Каких только спиннинговых приманок мы не использовали: воблеры и твистеры, вращалки и девоны, колебалки и виброхвосты – ни поклевки! А жерех бил. Причем, бил в 15 – 20 метрах от нас. И, судя по всплескам, жерех не мелкий.

Тогда мы пустились на хитрость. Не хочет брать искусственную приманку – дадим живца. В качестве снасти Яша предложил “резинку”, как по-простому называется донка с резиновым амортизатором. Навязали из 0,18 плетенки поводков с тройниками, завели снасть, “зарядили” уклейку, стали ждать.

Ждали не долго. На следующий день он взял. По-настоящему крупный – “резинка” выбиралась с трудом, как будто за ночь ее укоротили наполовину и теперь она растягивается на пределе. Когда на поверхности появился его спинной плавник, Алексей, стоявший рядом, выдохнул: “Вот это акула!”.

Жерех явно успел устать: дал вывести себя на поверхность, приподнять голову. Немелкий тройник сидел глубоко в пасти. Этот факт меня успокоил, и я совершил роковую ошибку - решил выводить речного монстра без подсачека на меляк. До “трофея” оставалось уже каких-нибудь три метра, и Алексей стал отрезать его от глубины. Еще бы несколько секунд…

Трагедия состояла в том, что устал противник не напрасно: в процессе борьбы он основательно потрепал узел соединения поводка с карабином. Потяжка – и поводок у самого карабина лопнул. Разочарованию не было предела. Вот уж действительно “счастье было так возможно, так близко”…

На следующее утро мы проверяли “резинку” во всеоружии: с подсачеком и охотничьим ножом. Но естественно, жереха на крючках снасти не было. Горькую пилюлю несколько скрасили два судака по кило каждый.

Надо было двигаться дальше. И мы двинулись. Нашли новую стоянку жереха. С одного берега – песчаная отмель. С другого (обрывистого) – впадающий в Ветлугу ручей. Жерех бил и там и там. Яша расположился под крутым берегом, я – напротив. Через некоторое время у Яши мощная поклевка жереха и… не выдерживает металлическая застежка. Вот уж все не слава Богу! То леска рвется, то плетенка, теперь вот застежка подвела. К тому времени Яша успел поймать двух неплохих окуней и, посадив и на кукан, поехал перевозить на “рыбную” сторону меня. (На “моем” берегу, несмотря на то, что я, маскируясь, даже лег на песок и так забрасывал приманку, поклевок не было.) Каково же было наше удивление, когда окуней на кукане не оказалось, а капрон кукана оказался обрезанным. Видимо, возня рыбы на кукане привлекла крупную щуку и зубастая атаковала привязанных окуней.

Минут через пять ловли у меня поклевка и после непродолжительной борьбы выбрасываю на берег полукилограммового жерешка. Радостно, приятно, счастливо. Но ведь тут и там раздаются всплески гораздо более серьезных хищников?!

Решаем заякориться на лодке в месте самого интенсивного “боя” и ждать. Так и делаем. Текут минуты, я не выдерживаю и начинаю ловить “вслепую”, не на всплеск и таким образом ловлю еще жерешка на полкило. Мне кажется, что выбор мой правилен и я предлагаю Яше присоединиться к “проутюживанию” водного пространства. Но Яша не сдается. И о, чудо! Не зря говорят, что терпение – добродетель рыболова. Мой напарник дожидается всплеска в десяти (!) метрах от лодки, посылает блесну точно в эпицентр, и вот уже поет фрикцион, а Яша подводит к лодке красавца жереха. В волнении с первого раза промахиваюсь подсачеком по рыбе, и Яша шепотом меня спрашивает: “Ты что делаешь?!” Еще один разворот и жерех, наконец, в подсачеке.

Вот он, священный для каждого рыболова миг победы! Три килограмма триста граммов чистого серебра – целое состояние для двух рыболовов, посвятивших поимке первого ветлужского жереха столько сил, времени и желания. В этот момент мы знаем, что впереди нас ждут новые захватывающие поединки с ветлужскими “монстрами”, так же как понимаем и то, что этого первого жереха мы не забудем никогда.

НА СТАРОМ ПРУДУ

Автор: Андрей  (2000 г.)

Было это четыре года назад. Моя подруга проходила летнюю педагогическую практику университета, работая воспитателем в детском доме, расположенном в бывшей панской усадьбе деревни Быковщина Полоцкого района. Места там, надо сказать, очень красивые - знали паны, где усадьбу строить. Огромный особняк каменный, где и размещался детдом, большие конюшни из тесанных валунов, флигеля, старый парк, пруды, вырытые вручную крепостными крестьянами - такое в Прибалтике и в Чехии часто встречается, а у нас в Беларуси мало где осталось неразрушенным. Словом, хоть и испорчено "народным хозяйствованием", но посмотреть интересно.

Я приехал на несколько дней навестить девчонок, а заодно и отдохнуть. Зная, что днем они работают и я буду ничем не занят, захватил с собой удочку - попробовать порыбачить на пруду или расположенном в лесу в двух километрах от деревни озере.

Рано утром, с трудом заставив себя подняться с постели, выхожу из дому. У конюшен накопал червей, захватил полбатона для прикормки и побрел на берег пруда. Прохожу мимо соседнего дома, на скамейке - три аборигена неопределенного возраста, живо заинтересовавшиеся, куда это я иду в такую рань с удочкой. Разговорились, выясняется, что дедушки тоже рыбаки, но ловят местные в основном на лесном озере, где водится красноперка, плотва и окунь, но ловить надо на мотыля, а с червем мне одна дорога - на малый пруд, ловить карасиков-пятачков. На большом же пруду, по словам бывалых, рыбы отродясь не водилось, даже карася, зимой заморы и живет там только малек неизвестной породы.

Прощаемся, дедушки продолжают курить, а я решаю, что тащиться два километра на озеро мне лень, карасиков истреблять жалко, поэтому и иду на большой пруд загорать и смотреть на поплавок.

Погода чудесная, на небе ни облачка, солнце еще не припекает. Малька там действительно много, он выскакивает из воды и на поверхности расходятся круги, как во время дождя. Сам пруд довольно большой, примерно двести на семьсот метров, глубина у берега метра два- два с половиной, по всему периметру полоска тростника, за которой начинаются заросли кувшинок с окнами чистой воды. В одном из таких окон я и начинаю ловить, прикормив размоченным в воде батоном.

Закинув удочку, сижу, наблюдаю, как огромные стаи малька набрасываются на плавающие крошки. Взглянув на поплавок, удивляюсь - он медленно скользит по поверхности воды в сторону травы, не погружаясь и не останавливаясь. Неужели малек польстился на моего червя? Подсечка, и я испытываю шок - на крючке заходила крупная рыба. Не торопясь поднимаю ее с глубины, несколько раз она пытается повернуть в траву, но мне с трудом удается ее остановить и повернуть в нужном направлении - в небольшой прогал в тростнике. Даю ей глотнуть воздуха, сопротивление слабеет. Подсачка нет и приходится быть очень осторожным, я отступаю от берега, не давая рыбе слабины, и вот уже она скользит чешуей по влажной траве. Подхватываю ее дрожащими руками - плотва, да еще какая! Граммов семьсот, толстая, как голавль, таких я еще не ловил ни разу. Выламываю длинный и тонкий лозовый прут с сучком на конце, продеваю под жабры и опускаю трофей в воду, надежно закрепив конец прута на берегу.

Поправляю червя и забрасываю снова - и немедленно следует такая же поклевка, борьба, и вот уже новая плотвина, немного меньше первой, попадает на импровизированный кукан.

Поклевки следуют одна за другой, рыба отборная, от полукилограмма и крупнее, самая крупная, взвешенная потом в детдомовской столовой, потянула на килограмм и сорок грамм. Таких я не только не ловил, но и не подозревал, что плотва бывает таких размеров. За полтора часа - четырнадцать рыбин, пятнадцатой удается уйти в траву, зацеп, и я лишаюсь крючка. Привязываю новый, но поклевок больше нет - видимо, стая отошла. Пробую в других окнах, на разной глубине - безрезультатно. Немного разочарованный, возвращаюсь на прежнее место и рассматриваю добычу.

Да, такой ловли у меня еще не было - ни одной мелкой рыбешки, удовольствие получил колоссальное. Собираю удочку и начинаю думать, как же нести рыбу... Мешка я не захватил, а прутики, на которые я насаживал рыбу, могут не выдержать тяжести улова. Но делать нечего, двумя руками держа за концы куканов, поднимаю улов из воды. Тяжеловато, но нести можно.

Иду домой, на скамейке все те же мужички. Таких глаз я еще не видел ни у кого, это тоже награда рыболову - восхищение и зависть в глазах окружающих. Расспрашивают меня, как, на что поймал, не верят, трогают руками рыбу и прикидывают вес. Потом быстро убегают, через несколько минут они уже разматывают удочки на берегу. Я отношу рыбу в столовку, у детишек сегодня будет уха, заодно взвешиваю самую крупную. Девчонки улыбаются, им тоже надоел столовский рацион. Немного поговорив с ними, возвращаюсь на пруд уже без удочки.

Там уже человек шесть рыболовов исступленно хлещут воду. Поклевок ни у кого нет. Мимо проходят люди, интересуются, с чего это серьезные мужики в луже решили удочки мочить, узнают о небывалом улове. Собирается толпа человек десять зрителей, самые недоверчивые сбегали в столовую и посмотрели на рыбу, возвращаются уже с удочками. Часа через два постепенно начинают расходиться, подозрительно поглядывая на меня. Клева нет, может, потому, что солнце уже высоко и палит нещадно, а может, потому, что слишком много народа топает по берегу...

На следующее утро я снова на берегу, но уже не один - рядом еще двое из местных, самых упорных. Но клев уже не такой, за утро я поймал пять плотвин, соседи один - четыре, другой - три, правда одна из трех была рекордной - килограмм и двести десять граммов. Днем я уехал в город...

Через неделю мы приехали туда с другом, решившим проверить правдивость моих восторженных рассказов о небывалых рыбинах. На том же месте, в такую же погоду, по три удочки на каждого - ни одной поклевки за все утро. Мрачно глядя на меня, товарищ высказал обо мне свое нелестное мнение, смотал удочки, достал из машины валявшийся там спиннинг и начал без особых надежд отрабатывать дальний заброс, просто от нечего делать. На третьем забросе - поклевка, это после четырех часов бесклевья, с восторженными воплями он вытягивает щуренка граммов на четыреста.

Уже окрыленный, он продолжал ловить, я смотал удочки и перешел в зрители - спиннинга я не захватил. Результат: за полчаса - семь щучек-близнецов, все одинакового размера и цвета. Крупных почему-то не было, хотя пищи в пруду достаточно. Может, дело в зимних заморах... Потом зацеп за корягу, единственная блесна остается в озере, а мы едем домой пить пиво.

Позже я еще пару раз приезжал туда и с удочками и со спиннингом, но рыбы не было, куда-то пропал даже малек. От детишек местных я узнал, что жадные до рыбы мужики проехали по пруду с электроудочкой, собрали четыре мешка рыбы, а малька погибло столько, что чайки, налетевшие неведомо откуда, объелись и несколько дней не могли летать.

Жалко, ведь мог бы и еще кто-то испытать радость от борьбы с крупной рыбой и гордость за свой необычный трофей - рекордную плотву.

ЗОЛОТОЙ ЛИНЬ

Автор: Константин Паустовский  (1936 год)

Когда в лугах покосы, то лучше не ловить рыбу на луговых озёрах. Мы знали это, но всё-таки пошли на Прорву.

Неприятности начались сейчас же за Чёртовым мостом.

Разноцветные бабы копнили сено. Мы решили их обойти стороной, но бабы нас заметили.

- Куда, соколики? - закричали и захохотали бабы. - Кто удит, у того ничего не будет!

На Прорву подались, верьте мне, бабочки! - крикнула высокая и худая вдова, прозванная Грушей - пророчицей. - Другой пути у них нету, у горемычных моих!

Бабы нас изводили всё лето. Сколько бы мы ни ловили рыбы, они всегда говорили с жалостью:

- Ну что ж, на ушицу себе наловили - и то счастье. А мой Петька надысь десять карасей принёс. И до чего гладких - прямо жир с хвоста каплет!

Мы знали, что Петька принёс всего двух худых карасей, но молчали. С этим Петькой у нас были свои счёты: он срезал у Рувима английский крючок и выследил места, где мы прикармливали рыбу. За это Петьку по рыболовным законам полагалось вздуть, но мы его простили.

Когда мы выбрались в некошеные луга, бабы стихли.

Сладкий конский щавель хлестал нас по груди. Медуница пахла так сильно, что солнечный свет, затопивший рязанские дали, казался жидким мёдом. Мы дышали тёплым воздухом трав, вокруг нас гулко жужжали шмели и трещали кузнечики.

Тусклым серебром шумели над головой листья столетних ив. От Прорвы тянуло запахом кувшинок и чистой холодной воды. Мы успокоились, закинули удочки, но неожиданно из лугов приплёлся дед, по прозвищу "Десять процентов".

 - Ну, как рыбка? - спросил он, щурясь на воду, сверкавшую от солнца. - Ловится?

Всем известно, что на рыбной ловле разговаривать нельзя.

Дед сел, закурил махорку и начал разуваться. Он долго рассматривал рваный лапоть и шумно вздохнул:

- Изодрал лапти на покосе вконец. Не-ет, нынче клевать у вас не будет, нынче рыба заелась,- шут её знает, какая ей насадка нужна.

Дед помолчал. У берега сонно закричала лягушка.

- Ишь стрекочет,- пробормотал дед и взглянул на небо.

Тусклый розовый дым висел над лугом. Сквозь этот дым просвечивала бледная синева, а над седыми ивами висело жёлтое солнце.

- Сухомень! - вздохнул дед. - Надо думать, к вечеру ха-ароший дождь натянет.

Мы молчали.

-Лягва тоже не зря кричит,- объяснил дед, слегка обеспокоенный нашим угрюмым молчанием. - Лягва, милок, перед грозой завсегда тревожится, скачет куды ни попало. Надысь я ночевал у паромщика, уху мы с ним в казанке варили у костра, и лягва - кило в ней было весу, не меньше - сиганула прямо в казанок, там и сварилась. Я говорю: "Василий, остались мы с тобой без ухи",- а он говорит: "Чёрта ли мне в той лягве! Я во время германской войны во Франции был, и там лягву едят почём зря. Ешь, не пужайся". Так мы ту уху и схлебали.

- И ничего? - спросил я. - Есть можно?

- Скусная пища,- ответил дед, прищурился, подумал. - Хошь, я тебе пиджак из лыка сплету? Я сплёл, милок, из лыка цельную тройку - пиджак, штаны и жилетку - для Всесоюзной выставки. Супротив меня нет лучшего лапотника на весь колхоз.

Дед ушёл только через два часа. Рыба у нас, конечно, не клевала.

Ни у кого в мире нет столько самых разнообразных врагов, как у рыболовов. Прежде всего - мальчишки. В лучшем случае они будут часами стоять за спиной и оцепенело смотреть на поплавок.

В худшем случае они начнут купаться поблизости, пускать пузыри и нырять, как лошади. Тогда надо сматывать удочки и менять место.

Кроме мальчишек, баб и болтливых стариков, у нас были враги более серьёзные: подводные коряги, комары, ряска, грозы, ненастье и прибыль воды в озёрах и реках.

Ловить в кряжистых местах было очень заманчиво там пряталась крупная и ленивая рыба. Брала она медленно и верно, глубоко топила поплавок, потом запутывала леску о корягу и обрывала её вместе с поплавком.

Тонкий комариный зуд приводил нас в трепет. Первую половину лета мы ходили все в крови и опухолях от комариных укусов.

В безветренные жаркие дни, когда в небе сутками стояли на одном месте  всё  те же пухлые, похожие на вату облака, в заводях и озёрах появлялась мелкая водоросль, похожая на плесень,- ряска. Вода затягивалась липкой зелёной плёнкой, такой толстой, что даже грузило её не могло пробить.

Перед грозой рыба переставала клевать. Она боялась грозы, затишья, когда земля глухо дрожит от далёкого грома.

В ненастье и во время прибыли воды клёва не было.

Но зато как хороши  были туманные и свежие утра, когда тени деревьев лежали далеко на воде и под самым берегом ходили стаями неторопливые пучеглазые голавли! В такие утра стрекозы любили садиться на перяные поплавки, и мы с замиранием сердца смотрели, как поплавок со стрекозой  вдруг медленнно и косо шёл в воду, стрекоза взлетала, замочив свои лапки, а на конце лески туго ходила по дну сильная и весёлая рыба.

Как хороши были краснопёрки, падавшие живым серебром в густую траву, прыгавшие среди одуванчиков и кашки! Хороши были закаты в полнеба над лесными озёрами, тонкий дым облаков, холодные стебли лилий, треск костра, кряканье диких уток.

Дед оказался прав: к вечеру пришла гроза. Она долго ворчала в лесах, потом поднялась к зениту пепельной стеной, и первая молния хлестнула в далёкие стога.

Мы просидели в палатке до ночи. В полночь дождь стих. Мы разожгли большой костёр и обсохли.

В лугах печально кричали ночные птицы, и белая звезда переливалась над Прорвой в предутреннем небе.

Я задремал. Разбудил меня крик перепела.

- Пить пора! Пить пора! Пить пора! - кричал он где-то рядом, в зарослях шиповника и крушины.

Мы спустились с крутого берега к воде, цепляясь за корни и травы. Вода блестела, как чёрное стекло. На песчаном дне были видны дорожки, проложенные улитками.

Рувим закинул удочку недалеко от меня. Через несколько минут я услышал его тихий призывный свист. Это был наш рыболовный язык. Короткий свист три раза значил: "Бросайте всё и идите сюда".

Я осторожно подошёл к Рувиму. Он молча показал мне на поплавок. Клевала какая-то странная рыба. Поплавок качался, осторожно ёрзал то вправо, то влево, дрожал, но не тонул.

Он стал наискось, чуть окунулся и снова вынырнул.

Рувим застыл,- так клюёт только очень крупная рыба...

Поплавок быстро пошёл в сторону, остановился, выпрямился и начал медленно тонуть.

- Топит,- сказал я. - Тащите!

Рувим подсёк. Удилище согнулось в дугу, леска со свистом врезалась в воду. Невидимая рыба туго и медленно водила леску по кругам. Солнечный свет упал на воду сквозь заросли ветел, и я увидел под водой яркий бронзовый блеск: это изгибалась и пятилась в глубину пойманная рыба. Мы вытащили её только через несколько минут. Это оказался громадный ленивый линь со смуглой золотой чешуёй и чёрными плавниками. Он лежал в мокрой траве и медленно шевелил толстым хвостом.

Рувим вытер пот со лба и закурил.

Мы больше не ловили, смотали удочки и пошли в деревню.

Рувим нёс линя. Он тяжело свисал у него с плеча. С линя капала вода, а чешуя сверкала так ослепительно, как золотые купола бывшего монастыря. В ясные дни купола были видны за тридцать километров.

Мы нарочно прошли через луга мимо баб. Бабы, завидев нас, бросили работу и смотрели на линя, прикрыв ладонями глаза, как смотрят на нестерпимое солнце.

Бабы молчали. Потом лёгкий шёпот восторга прошёл по их пёстрым рядам.

Мы шли через строй баб спокойно и независимо. Только одна из них вздохнула и, берясь за грабли, сказала нам вслед:

- Красоту-то какую понесли - глазам больно!

Мы не торопясь пронесли линя через всю деревню. Старухи высовывались из окон и глядели нам в спину. Мальчишки бежали следом и канючили:

- Дядь, а дядь, где пымал? Дядь, а дядь, на што клюнуло?

 Дед "Десять процентов" пощёлкал линя по золотым твёрдым жабрам и засмеялся:

- Ну, теперь бабы языки подожмут! А то у них всё хаханьки да хиханьки. Теперь дело иное, серьёзное.

С тех пор мы перестали обходить баб. Мы шли прямо на них, и бабы нам ласково  кричали:

- Ловить вам не переловить! Не грех бы и нам рыбки принести!

Так восторжествовала справедливость.

НА РЕКЕ ВУОКСЕ

Автор: Ф. Кунилов  (Альманах "Рыболов спортсмен" №1 1950г.)

Широкая полноводная Вуокса, вырвавшись из озера Суванта, стремительно несётся средь зелёных лугов к холодному Ладожскому озеру. Здесь река имеет другое название - Тайполеиоки.

В полутора километрах от Суванты река Вуокса встречает на своём пути мощную гряду гранитных валунов, густо разбросанных по широкому плёсу реки. Пенящиеся волны бурно перекатываются через гранитные глыбы, разбиваются о подводные камни и с грохотом прорываются на водный простор.

Правый берег реки высокий и обрывистый, лишённый растительности. С него открывается красивый вид на порог и противоположный берег, сплошь заросший кустарниками и деревьями.

Приятно посидеть на берегу в тихий осенний день и полюбоваться игрой ладожских лососей, поднимающихся в верховья реки для икрометания. Эти могучие рыбы, пройдя бурные пороги, уже на более спокойном течении показываются и на поверхности воды. Вот один, другой, третий лосось выбрасывается из воды и снова ныряет в глубину. Некоторые из них делают прыжки в воздух выше метра, другие показывают только спинной плавник и хвост.

Глядя на игру лососей, хочется взять в руки спининг и забросить блесну в самую их гущу. Но играющие на поверхности воды лососи редко соблазняются металлической приманкой.

К вечеру ветер обычно стихает. Над спокойной гладью реки появляется мошкара и комары.

Над верхним краем порога слышатся скромные, волнующие сердце рыбака, всплески других рыб. Это начали выскакивать из воды постоянные обитатели порогов - серибристые хариусы и краснопёрые форели. Они держатся всегда на быстринах, подкарауливая падающих на воду насекомых и подбирая плывущий по реке корм.

- Не поохотиться ли нам на хариусов, - предлагает мне товарищ. - Черви у нас есть, а на уху обязательно наловим этих вкусных рыбок.

Собираем снасти, запасаемся червями и через несколько минут ставим челн перед самым порогом. Страшновато в утлой лодчонке перед бурным порогом. Но товарищ успокаивает меня: Не бойтесь. Челн хорошо стоит на якоре. А если сорвётся случайно, - в два счёта доплывём к берегу на вёслах.

Развернув удочки, привязываем к леске тяжёлый груз, а на крючок надеваем по крупному земляному червю.

Приманки заброшены к самым порогам. Глубина небольшая, но течение быстрое. Рука крепко сжимает комель удилища.

Напряжённо ждём рывка лесы, иногда подёргиваем приманку вершиной удилища, чтобы вызвать хватку рыбы. Ведь там, среди камней, в пенящихся волнах, она обязательно должна стоять.

Вот рука почувствовала резкий рывок, короткая, но твёрдая подсечка, удилище сгибается. На лесе ходит бойкая рыба. Берусь за рукоятку катушки. В этот момент нужны выдержка и умелое управление снастью.

Рыба, почувствовав себя на крючке, всячески пытается освободиться. Лесы на наших удочках из тончайшей жилки, крючки мелких номеров. Но мы знаем повадки рыб горных рек и успешно подводим добычу к лодке. На моей удочке рыба, сверкнув серебристым боком, всплывает на поверхность и бьёт хвостом по воде. Это красавец хариус. Растопырив свой огромный плавник, усаженный чёрными пятнышками, он покорно идёт за лесой. У лодки схватываю его подсачком и водворяю в корзину.

- Этот поменьше килограмма, - говорит товарищ, - но здесь бывают и покрупнее.
Мы продолжаем ловлю.

Хариусы охотно хватают червей, и мы в короткое время вылавливаем почти десяток этих бойких рыб.

После одной подсечки я тяну к лодке рыбу, которая не оказывает болшого сопротивления, но ощутимо тяжела для моего тонкого удилища. Через минуту рыба, выведенная на чистое место, всплывает на поверхность и показывает свой широкий бок.

- Лещ, - вскрикиваем мы одновременно.

Попав на крючок, лещ быстро потерял способность сопротивляться, лёг плашмя и спокойно уткнулся носом в подсачек...

Вечерняя заря догорала. Над рекой тучами носились комары и мошки. Хариусы вышли на мелкие места к берегу и беспрестанно выскакивали из воды, хватая насекомых. Вместе  с ними охотились за мошкарой лососики - сеголетки, которые обычно держатся около берега на гальке и между камнями.

День кончился. Мы сошли на берег и взвесили наш улов: двенадцать хариусов, две форели и один лещ весили шесть килограммов.

В следующие дни мы ещё несколько раз выезжали на ловлю хариусов и всегда возвращались на базу с хорошим уловом.

Хариусы и форели водятся не только в реке Вуоксе. Они обитают в Неве, Оредежи, Ижоре и во многих других лесных речках Ленинградской области.

Этих рыб можно ловить с успехом на простые удочки всё лето и даже зимой. В тёплые зимы, когда лесные речки не замерзают, форель охотно идёт на земляного червя и кетовую икру.

Количество рыбы в Финском заливе уменьшилось в десять раз
В Финском заливе стало в десять раз меньше рыбы. Одной из причин этого считается нарушение человеком биоресурсов водной микрофлоры, сообщил председатель правления 'Рыбакколхозсоюза' Алексей Молчановский.
Как отметил Алексей Молчановский, восточная часть Финского залива практически полностью находится в застройке, передает БИА. Для строительства различных портов и терминалов необходимо большое количество песчаных смесей, которые берут с территорий, где обитает промысловая рыба.
"Практически не осталось ни одного участка, где рыба могла бы спокойно обитать и размножаться, побережье Финского залива превратилось в стройплощадку", - подчеркнул заведующий лабораторией прогнозов Государственного научно-исследовательского института озерного и речного хозяйства (ГосНИОРХ) Александр Шурухин.
По его словам, строительство на Невской Губе практически уничтожило нерестилище корюшки, которое в этом районе достигало 40% всего улова. Кроме того, строительство портов на Капорской и Лужской губе также значительно сократило улов салаки и корюшки в этих районах. В зонах строительства портовых зон Приморска, Выборга и Высоцка сократилось количество леща, окуня и плотвы. Ущерб от работ на Сестрорецкой и Южнолахтинской отмели, где в большом объеме будут добывать песок для строительства, уже составил более 500 тонн рыбы.
"Любое вмешательство в водную микрофлору может привести к необратимым последствиям, как для рыбной промышленности, так и для общей картины экологического состояния территории Финского залива", - отметил А.Шурухин.
Он добавил, что около 10 лет назад на территории Северо-Запада вылавливали более 10 тысяч тонн рыбы (корюшки, окуня, плотвы, судака), в 2005 году эти показатели сократились до 610 тонн в год. Для сравнения, общий вылов салаки государствами, расположенными в бассейне Финского залива, несколько лет назад составлял порядка 40 тысяч тонн, однако в 2003 вылов сократился до 10 тысяч тонн.
"Результат очень печален, какими причинами он бы не был вызван", - заключил А.Молчановский.

Источник:

Корюшка - любимая рыбка Петербуржцев

Корюшка, корюшковые (Osmeridae) - морская рыба семейства лососевых. Корюшку делят на 6 родов, в которые входят более 10 видов: Корюшка (Osmerus) (разделяют на зубастую, она же азиатская, и европейскую), малоротая Корюшка (Hypomesus) (3 вида), мойва (Mallotus, 1 вид), Спиринхи (Spirinchus), Taleichthys и Allosmerus. Корюшка широко распространены в Северном полушарии, населяют морские и пресные воды бассейнов Северной Атлантики, Северного Ледовитого океана и северной части Тихого океана. В водах нашей страны семейство корюшковых представлено тремя родами - Корюшки, Малоротые корюшки и Мойва, населяют бассейны Балтийского, Белого, Баренцева и дальневосточных морей, встречаются также в водоёмах системы верхней и средней Волги. Большинство Корюшковых для размножения входит в реки, но есть чисто морские (мойва, Allosmerus) и пресноводная Корюшка (озёрная, снетки).

Тело рыбы удлиненное, покрыто крупной, легко спадающей чешуей. Рот большой. Бока тела серебристые, спина буро-зеленая. Зубы на челюстях слабые. Боковая линия прослеживается до 4-16 чешуи (чаще до 4-8). Во время нереста тело, голова и плавники покрываются бугорками. Средняя длина корюшки 15-20 см, отдельные экземпляры достигают 30 см. Снеток (Оsmerus eperlanus) самый мелкий представитель корюшковых - 6-10 см. Корюшка отличается от похожих на нее, но менее качественных рыбок, типа уклейки, дополнительным плавником на спинной части. Непосредственно Корюшка (Osmerus) имеет особенный запах, напоминающий свежие огурцы.

Корюшка - хищник. Вопреки всеобщему заблуждению, она питается не падалью, а зоопланктоном и ракообразными, икрой рыб и мелкой рыбкой, в том числе и молодью собственного вида.

Корюшка мечет икру в устьях рек, реже идет на нерест вверх по течению. Нерест начинается, когда температура воды достигает 4°С, разгар нереста при температуре 6-9°С. Икра донная, приклеивающаяся к камням, растениям и т.д. Всех быстрее из корюшковых половой зрелости достигают Снетки - на 1-2 году, балтийская корюшка размножается в возрасте 2-4 лет, беломорская - 3-4 лет, сибирская - 5-7 лет.

Приготовление различных блюд из этой рыбы является старинной кулинарной традицией жителей Санкт-Петербурга. Классический метод приготовления - жарка. Рыбу разделывают, промывают, хранят в холодильнике (она очень хорошо замораживается). Ее также маринуют, делают на гриле, тушат в белом вине. В скандинавских странах из корюшки вырабатывают рыбий жир.

Для Санкт-Петербурга это главная промысловая рыба. На ее долю приходится 50% валового улова на побережье Финского залива, ее вылавливают по 700 тонн в год. Корюшка одна из самых популярных объектов рыбалки на Северо-Западе России. На Северо-Западе, кроме Балтийского и Белого морей, она водится в Ладожском и в Онежском озерах и озерах Карелии. Каждый год, с приходом рыбы в Неву в городе объявляется праздник - День корюшки. По такому случаю в Петропавловке и городских парках проходят гуляния, соревнования по рыбной ловле, проводят зарыбление (выпуск мальков в Неву) и предлагают отведать самые разнообразные блюда из корюшки.

Как определить свежесть рыбы? Верный способ определить свежесть корюшки при покупке, это заглянуть ей под жаберные крышки, жабры должны быть красные. По мере протухания рыбы они белеют.

От себя хочу добавить что рыбка очень вкусная, особенно в жаренном виде